- Бабы – они такие… ба-абы! Откуда взялись? Леший их знает! Но уж явно не от духа светлого. Вот Манька моя, к примеру: коса толстая, щечки румяные, как наливные яблоки. А глаза, глаза-то яснее самого чистого неба. Как улыбнется, так пропоет своим голоском – так сердце из груди и выскакивает. И все бы хорошо, все лучше некуда, если б в иной раз как с цепи не срывалась, окаянная. Ревнует страшно даже к матушке моей, а как поперек еще слова встанешь – задушить готова, честное слово! А потом как ни в чем не бывало – сама кроткость и нежность. И кто б мне объяснил эту породу… эй, друг душевный, ты меня слушаешь? Я душу свою тебе изливаю, между прочим.
Случаются такие редкие дни, когда одиночество становится в тягость. Когда над душой лишь шепчет листва да завывает ветер, а так хочется чего-то… нет, не съестного, но вполне душевного.
Баюн задумчиво смотрел на говоруна Василия, которого повстречал около трех дней назад около указательного камня. Как получилось так, что бравый молодец не был съеден в первый день, Кот уже и не помнил. А наверстывать упущенное было уже жалко. Он уже по-своему проникся метаниями Василия, которого, как и многих других бедолаг, их суженные отправили то ли на подвиги, то ли на верную смерть. Разобраться в этом действительно, крайне затруднительно. Но сколь капризен нрав красной девицы, столь неукротим дух доброго молодца. Ведь так, говорят? Да так, наверное.
- А как думаешь, если я калекою вернуть, она любить меня по-прежнему будет? – не унимался попутчик Василий, хотя ясное солнце уже давным-давно ушло на покой.
- Будет, - бездумно ответил Баюн.
- А если с пустыми руками вернусь, тоже любить будет?
- И если с пустыми вернешься – будет.
- Врешь. Откуда знаешь?
- Ниоткуда. А если по иному отвечу, ты ведь и вовсе не уймешься.
Василий замолк да пригорюнился. Воспользовавшись чудным моментом, когда попутчик решил-таки не вершить свои думы посредствам языка, Баюн улегся спать. Нет, всему надо знать меру и помнить об одной простой истине: хорошие дела рано или поздно все равно аукнутся. В нашем случае, это было рано. Пища – вещь молчаливая и беспроблемная… ну, если она была свежей, конечно. Сейчас бы в самый раз и Василия будущей жизни с домашним тираном избавить, и красавицу Маню от мужа подкаблучника, и себя от скорого голода…
-  А если…
Тут у Кота терпение почти лопнуло.
- Послушай, Василий, тебе сказку рассказать? – Баюн приподнялся на локтях и как-то неопределенно посмотрел на молодца. От такого взгляда невольно дрожь берет. Но Василий сию прозрачную угрозу не понял, лишь удивленно похлопал глазами.
- Мне мамка с десяти лет сказок не сказывала, я уж и припомнить ничего не могу. А что, ты можешь? Правда, можешь? И много ты сказок-то знаешь?
- Много, - подтвердил Кот, - столько, сколько твоей матушки даже и не снилось.
И, устроившись поудобнее, Баюн начал свое волшебное слово молвить, Василия зачаровывать. Рассказывал он и о героях отважных, коим молодец статься хотел, и о девицах красных, к коим молодец свою возлюбленную причислял, и о чудовищах коварных, коим сам рассказчик по сути являлся. Не досказал он и до середины, как веки Василия сомкнулись и окутала его легкая дрема, очень скоро заменившаяся глубоким сном.
Баюн замолчал и призадумался. Но, в итоге, есть попутчика не стал. Он поднялся на ноги, отряхнулся от листьев и травы, и, подкинув в костер остатки дров, тихо молвил:
- Живи, добрый человек, но больше мне на глаза не попадайся.
С этими словами он и покинул спящего Василия, а сам отправился в дальнейший путь в одиночку. И не останавливался он до самого рассвета, пока лесная дорога не вывела его прямиком к речке.

Отредактировано Кот Баюн (2011-11-20 00:04:33)